Посмотришь на себя, посмотришь на людей:
То скука, то печаль — нет дня без приключенья,
Минуты без досад, часа без огорченья;
И вся-то наша жизнь не стоит двух грошей.
Родимся — закричим, в пелёнки завернёмся
И в них уже болезнь присутствовать начнёт:
То вырежется зуб, то колика проймёт,
А с оспой, наконец, порядочно набьёмся.
Лишь станет разуметь ребёнок что-нибудь,
То в школу, здесь он книг полсотни прочитает,
На пропись, на цифирь стоп десять измарает.
Всему горазд, дитя, каков-то будет путь?
Из школы молодец на службу покатил;
Хотя законов он своих ещё не знает,
Но так, как гражданин, род жизни избирает:
Про то ему старик отец уже внушил.
Куда же молодца запишем, для примера?
В солдаты? Хорошо — ружьё ему, тесак.
Капрал кричит в сердцах за всё про всё не так;
Тот слово — он туза, а фуктель — не химера.
Игрушкою такой — (легко поверить мне)
За логикой убив всю молодость исправно,
Не всякому, я чай, потешиться забавно
И фуктелем решить проблемы на спине.
Куда же молодца? Ужель пойти в отставку?
Зачем? Пускай его идёт в приказный чин;
Там будет действам он изыскивать причин
И станет брать к себе из всех карманов справку.
А логика? Нельзя; она ведь говорит,
Что кто без всяких прав польстится взять чужое,
Бесчестно поступив, тот сделает худое;
От мысли сей одной уж он с стыда сгорит.
Он очень честен, добр и судит беспристрастно,
Да сверх того ещё курс физики прошёл,
Вергилий в голове, Алгебру всю смолол,
На глобусе весь свет межует распрекрасно.
Остряк, а хлеба нет, и даром — не дадут.
То мимо него чин, то пенсию хватают,
Он трудится — а рай другие восхищают,
И труд его ценить весьма не редко тут.
Как в случае таком прикажете решиться?
Хоть Канта в микроскоп, как мошку, разбери
И древних мудрецов все строчки рассмотри.
Взять стыдно, а не взять — так воздухом питаться.
Иль лучше кинуть всё, — взял абшит (отставку, отпуск), и домой.
Прекрасно! Право, так; — почувствуй-ка свободу,
Не будут ни тебе, ни ты скучать народу;
В блаженной простоте узнаешь ты покой.
Геснера ведь читал, — прекрасные овечки
С прекрасным пастушком пасутся там всегда,
Лазурный свод небес, прозрачная вода,
Там месяц вместо свеч, а Солнце — вместо печки.
Приехал. Что нашёл? Пастух мой, как пастух,
Арапником овец претолстым погоняет,
Стрижёт их без пощад и грамоте не знает,
И вместо миртов, ах, какой прескверный дух!
Там осень — вечера — зимой пошли морозы;
Подай-ка, малый, свеч, внеси-ка, Фомка, дров.
Ах ты! Каков климат! Не всё ль он так суров?
Беседы никакой — лишь тянутся обозы.
Вновь в город? В лучший свет. И ведомо, — ступай;
Здесь молодости все приятности явятся,
Нежнейши страсти в дух тихонько так вселятся;
Резвись, играй, люби: вот счастье где, вот рай!
И подлинно раёк — любовная досада,
Вражда больших господ — коварство, гордость, лесть,
Насилие сердец, обманчивая честь,
За правду — гнев и зло, за происки — награда.
Друзей ни одного — врагов и счёту нет;
Снаружи вид небес, в душе — весь чад геенны;
Корысть — единый бог, ей все порабощены:
Не правда ль, как хорош повсюду лучший свет?
Женился? Трепещи, предупреждай измены;
Детей дал Бог? Ищи, чем юных пропитать;
Кому помолвить дочь — куда сынка девать;
Почувствуй их судьбы внезапной перемены.
А между тем ведь ты в надежде, что твоё
Именье от обид заочно охранится,
Твой пахарь, дом, земля отнюдь не разорится;
Проведай, господин помещик, сгибло всё.
Но можно, чай, простить, что б следовать велели.
Конечно. О! Тогда все в ясность приведут!
Из тяжбы в тяжбу так тебя ж заволокут,
Что будешь рад тому, что самого не съели.
Вот всех сует успех и жизни общей мзда.
О славе уже здесь не говорю ни слова;
Спросите на ушко их знатных бар любого,
Не жмёт ли их подчас алмазная звезда?
А молодость едва промчит на крыльях время,
Невзвидишь, как тотчас морщины посетят;
Здесь новые совсем потехи взвеселят,
Природа на тела злосчастий кинет бремя.
Зачнёшь похоронять родителей, друзей,
Нередко милых чад оплакивать кончину,
Терять последних благ единственну причину —
Любовницу, жену, того, кто всех милей.
Останешься один, один в пространстве мира,
Во всех семействах гость и в странах всех чужой,
О мысль, ужасный ад влекущая с собой!
Среди миллионов душ — себя увидишь сира.
Вдобавок геморрой с подагрою сам-друг,
Одышка, паралич незваными нагрянут,
Служители души откланиваться станут,
Смеркаться быстрый взор и глохнуть тонкий слух.
А прежде всех Амур — о, дитятко любезно!
Как нежный к ночи цвет завянет, опадёт,
Сосуд земных отрад до суха низведёт,
И вечно поминать себя научит слезно.
Потом ещё годок — и мать сыра земля,
Объемля нас в своих могилах бесконечных,
Свершит натуры долг и цель судеб предвечных, —
Царя с рабом равно пригоршней наделя.
Таков-то наш живот! Ах! Если б человеки
Могли такую смесь заранее познать,
Не чаю, что бы кто замешкался сказать:
«О Господи! Не дай родиться мне вовеки»!
