В степи, с обрыва, на сто миль
Морская ширь открыта взорам.
Внизу, в стремнине — глина, пыль,
Щепа и кости с мелким сором.
Гудели ночью тополя,
В дремоте море бушевало —
Вдруг тяжко охнула земля,
Весь берег дрогнул от обвала!
Сегодня там стоят, глядят
И алой, белой павиликой
На солнце зонтики блестят
Над бездной пенистой и дикой.
Никто не знал, что здесь — погост,
Да и теперь — кому он нужен!
Весенний ветер свеж и прост,
Он только с молодостью дружен!
Внизу — щепа, гробы в пыли…
Да море берег косит, косит
Серпами волн — и от земли
Далеко сор ее уносит!
У стены лежит старуха:
сердце ли, усталость?
Жить ей не хватает духа?
Или — годы, старость?
Поослабли наши узы,
нет тепла в народе.
Как какие-то французы,
мимо мы проходим.
И в просторах обозримых —
холод без предела.
Неужели чёртов рынок
это всё наделал?
В переходах тянут дети:
«Есть хочу. Подайте!»
Что стряслось на белом свете?
Люди, отгадайте!
Но таит отгадку город.
Лишь враньё — на вынос!
То ли вправду это — голод,
то ли просто бизнес.
И жалеть я разучаюсь,
фактор неуместный.
И помалу превращаюсь
в часть картинки мерзкой.
Наступил медведь на ухо.
И на сердце, вроде…
На земле лежит старуха.
Мимо жизнь проходит.
Бьют кремлёвские куранты.
Шторм качает сушу.
А слепые музыканты
Всё терзают душу.
