Край без истории… Все лес да лес, болота,
Трясины, заводи в ольхе и тростниках,
В столетних яворах… На дальних облаках —
Заката летнего краса и позолота,
Вокруг тепло и блеск. А на низах уж тень,
Холодный сивый дым… Стою, рублю кремень,
Курю, стираю пот… Жар стынет — остро, сыро
И пряно пахнет глушь. Невидимого клира
Тончайшие поют и ноют голоса.
Столбом толчется гнус, таинственно и слабо
Свистят в куге ужи… Вот гаснет полоса
Чуть греющих лучей, вот заквохтала жаба
В дымящейся воде… Колтунный край древлян,
Русь киевских князей, медведей, лосей, туров,
Полесье бортников и черных смолокуров —
И теплых сумерек краснеющий шафран.
Все, все объяла вечная Река —
Туву, Хакассию, тайгу и тундру.
И в океан ушла с материка.
Но снова ночь уступит место утру,
пойдет по кругу солнце
и людей
согреет, как костер, горящий жарко, —
и снова возродится Енисей,
соединяющий вчера и завтра.
Как древа жизни бесконечный ствол,
что нижний мир соединяет с верхним,
он вечен. Вот уходит. Вот ушел.
И возвращается, бессмертный к смертным.
Какое счастье — быть на берегу,
в Кызыле, в Красноярске, в Туруханске,
и слышать голос — “Я бегу, бегу!” —
по-русски, по-тувински, по-хакасски.
Все, все объяла вечная Река,
текущая посередине мира.
Как глубока она! Как широка!
Как отчужденна: мимо, мимо, мимо…
