Навес кумирни, жертвенник в жасмине
И девственниц склоненных белый ряд.
Тростинки благовонные чадят
Перед хрустальной статуей богини,
Потупившей свой узкий, козий взгляд.
Лес, утро, зной. То зелень изумруда,
То хризолиты светят в хрустале.
На кованом из золота столе
Сидит она спокойная, как Будда,
Пречистая в раю и на земле.
И взгляд ее, загадочный и зыбкий,
Мерцает все бесстрастней и мертвей
Из-под косых приподнятых бровей,
И тонкою недоброю улыбкой
Чуть озарен блестящий лик у ней.
Солнце лучами раздвинуло тучи.
Глянуло солнце на снежные кучи —
И побежал из сугроба ручей,
Скороговоркой встречая грачей.
Глянуло солнце в лесные трущобы —
И разбежались с ворчаньем сугробы,
Только в ложбинах, в глубокой тени,
Снежные клочья остались одни.
Шарило солнце лучами-свечами —
Снежные комья лежали, молчали.
В тёмных трущобах, в расщелинах скал
Ветер весенний их долго искал.
Ветер искал — не нашёл и следа.
Дождик вприпрыжку помчался туда.
Дождь перебрал прошлогодние сучья,
Дождик заглядывал в норы барсучьи;
Дождик обшарил лесные дороги,
Старые гнёзда, медвежьи берлоги, —
Юркие змейки его ручейков
Тихо вползли в темноту тайников.
В самую полночь, безветренной ночью,
Дождь разыскал молчаливые клочья
И потихоньку, за комышком ком,
Смыл их оттуда своим ручейком.
