Сознанье, как шестой урок,
выводит из казённых стен
ребёнка на ночной порог.
Он тащится во тьму затем,
чтоб, тучам показав перстом
на тонущий в снегу погост,
себя здесь осенить крестом
у церкви в человечий рост.
Скопленье мертвецов и птиц.
Но жизни остается миг
в пространстве между двух десниц
и в стороны от них. От них.
Однако же, стремясь вперёд,
так тяжек напряжённый взор,
так сердце сдавлено, что рот
не пробует вдохнуть простор.
И только за спиною сад
покинуть неизвестный край
зовёт его, как путь назад,
знакомый, как собачий лай.
Да в тучах из холодных дыр
луна старается блеснуть,
чтоб подсказать, что в новый мир
забор указывает путь.
В наш тихий уголок, затерянный в степях,
Газеты принесли печальный ряд вестей:
Что болен Лев Толстой, и приговор врачей
Решил, что жизнь его уже не в их руках…
Как сердце дрогнуло пред близкою бедой!..
Поверить не могла я страшной правде слов:
Что наш могучий дуб уже упасть готов,
Наш одинокий дуб, наш великан — Толстой…
И много так прошло мучительных часов.
Как почту я ждала!.. Со страхом и тоской
Газеты развернув, читаю: «жив Толстой».
Он жив, твержу себе, он снова жив, здоров!
Наш светоч не погас, наш дуб ещё стоит,
Не преклонив главы под гнётом долгих лет,
Он песней новою встречает свой рассвет
И, презирая ложь, о правде говорит!..
