Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос —
Бог сохраняет все; особенно — слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь — одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, — тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
Мой друг, любовь мы оба знали,
Мы оба, в сладостном огне,
Друг к другу страстию пылали,
И я к тебе, и ты ко мне.
Царило сладкое безумье,
Лилися слезы, взор горел…
Но наконец пришло раздумье,
Полет любви отяжелел.
Улыбка злая промелькнула,
Извив насмешливо уста;
Она о многом намекнула,
Что впереди. Вдали сверкнуло…
Свет новый озарил места.
Счастлива ты, моя подруга,
Что так же гордо, как и я,
Сосуд любовного недуга
Разбила вмиг рука твоя.
Так, мы не стали дожидаться
Тех вялых, бесполезных дней,
Когда любовь начнет скрываться,
Когда обманы нужны ей.
И неспособны мы, как дети,
Одно мечтать, одно любить
И детски в собственные сети
Себя самих всегда ловить.
Смеемся мы теперь с тобою
Над тем, что было счастьем нам.
Разрушен, тешит нас собою
Хвалы когда-то полный храм.
