… погонщик возник неизвестно откуда.
В пустыне, подобранной небом для чуда
по принципу сходства, случившись ночлегом,
они жгли костер. В заметаемой снегом
пещере, своей не предчувствуя роли,
младенец дремал в золотом ореоле
волос, обретавших стремительный навык
свеченья — не только в державе чернявых,
сейчас, — но и вправду подобно звезде,
покуда земля существует: везде.
На плечах холщовая рубаха,
Ровной скобкой волосы легли.
Снится мне,
что я славянский пахарь,
Вольный пахарь дедовской земли.
Догорают зори,
догорают.
Гаснут одинокие лучи.
Скоро песни в избах зарыдают,
Бабы затоскуют у лучин.
А когда погаснут хлебозоры,
А когда нагрянут холода,
Вновь
через замёрзшие озёра
Налетит монгольская орда.
Соберу я дружную ватагу,
Навощу тугую тетиву,
До рассвета
в ельнике залягу
У лесной дороги на Москву.
Совы насмехаются и плачут,
Точат ели горькую смолу…
Если бьёшь из лука
наудачу,
Не вернуть певучую стрелу.
Свищет по-разбойному татарин, —
Некогда подсчитывать грехи…
Странно,
что потом какой-то парень
Про меня придумает стихи.
От моих разграбленных селений
До его садов и площадей
Сотни войн,
десятки поколений,
Тысячи непройденных путей.
За его великую Россию
Выходя ватагой на врага,
Мы своею кровью оросили
Древние, дремучие снега.
Пусть не знает он,
как дымный ветер
Пляшет под копытами коня, —
Всё равно передо мной в ответе
Он за землю, взявшую меня.
