Есть слова — их дыхание, что цвет,
Так же нежно и бело-тревожно,
Но меж них ни печальнее нет,
Ни нежнее тебя, невозможно.
Не познав, я в тебе уж любил
Эти в бархат ушедшие звуки:
Мне являлись мерцанья могил
И сквозь сумрак белевшие руки.
Но лишь в белом венце хризантем,
Перед первой угрозой забвенья,
Этих вэ, этих зэ, этих эм
Различить я сумел дуновенья.
И, запомнив, невестой в саду
Как в апреле тебя разубрали,-
У забитой калитки я жду,
Позвонить к сторожам не пора ли.
Если слово за словом, что цвет,
Упадает, белея тревожно,
Не печальных меж павшими нет,
Но люблю я одно — невозможно.
Нет, на земле ищите вдохновенья:
Что небо нам? Что мир холодных звезд?
Им чужды наши страстные стремленья,
Им непонятен нашей жизни крест.
В своем холодном, чуждом нам величьи
Они текут размеренной тропой;
Закованных в божественном приличьи,
Их не сведет с нее порыв живой.
А мы здесь нашей крестною стезею,
Бродя впотьмах, мы падаем, встаем
И вновь идем израненной стопою,
И каждый шаг дается нам трудом.
И хоть над нами вечно тяготеет
Проклятие греха, ошибок, бед, —
Но ведь средь них любовь и братство зреет
И истина свершает ряд побед.
Нет, на земле ищите вдохновенья:
Пусть слабы мы, но мы зато живем,
И жизни грешной к лучшему стремленья
Не заменить безгрешным неба сном!
