Ты вышла в сад, и ты идешь по саду,
И будешь ты до вечера в саду.
Я чувствую жестокую досаду,
Что я с тобой по саду не иду.
О, этот сад! Он за морскою далью…
Он за морскою далью, этот сад!
Твои глаза, налитые печалью,
Ни в чьи глаза — я знаю — не глядят.
Я вижу твой, как мой ты видишь берег,
Но — заколдованы на берегах —
Ты не придешь кормить моих форелек,
А я — понежиться в твоих цветах.
Что море нам! Нас разделяют люди,
И не враги, а — что страшней — друзья…
Но будет день — с тобой вдвоем мы будем,
Затем что нам не быть вдвоем нельзя!
Сладкогласна, прекрасна, красива,
Ты красивее всех людей.
Но ко мне ты жестока на диво,
Словно алчущий жертв злодей.
Помрачен я, терзается страстью
Сердце горестное мое.
Стрелы мук в меня мечет гневливо
Та, что всех суровей и злей.
Если ищешь ты верного друга,
Знай: таких, как я, не найти.
Кто еще, как я, терпеливо
Все сносил от любви твоей?
Я, смиренно согнувшись, склонился:
Словно свиток, твой лик — коран.
И видны мне меж строк два извива —
Оба лука твоих бровей.
Свет чела, тьма кудрей ее — братья, —
Так весь люд вселенский решил, —
Хиндустан и Хитай столь ревниво
Равно чтут их в любви своей.
Что ни миг, луки-брови пронзают
Грудь мою тучей стрел-ресниц,
Но меня не слабей их порыва
Создал зодчий — рок-чудодей.
