Есть странное женское имя — Пиама,
В котором зиянье, в котором ужал,
И будь это девушка, будь это дама, —
Встречаясь с Пиамою, — я бы дрожал…
Мне все рисовалась бы мрачная яма,
Где в тине трясинной пиавок возня,
При имени жутко-широком Пиама,
Влекущем, отталкивая и дразня…
Какая и где с ним связуется драма
И что знаменует собою оно?
Но с именем этим бездонным — Пиама —
Для сердца смертельное сопряжено.
В нем все от вертепа и нечто от храма,
В нем свет, ослепляющий в полную тьму.
Мы связаны в прошлом с тобою, Пиама,
Но где и когда — я никак не пойму.
Выходец из волости лесистой,
бражник, сочинитель, острослов,
в глубине истории российской
жил Ермил Иванович Костров.
В переводах был
весьма исправен,
пил вино, работал не спеша.
О Кострове Пушкин и Державин
говорили: «Добрая душа».
Годы шли
уже двадцатым веком,
о любви, а не о пустяках
вновь с Костровым,
добрым человеком,
Маяковский говорил в стихах.
Буду жить
с такой фамильей древней,
не употреблю её во зло.
Классиков высокое доверье
на мою фамилью снизошло.
Чем за то доверье отплачу им?
Впрочем, перспективы не плохи.
Вознесенский, Храмов, Феликс Чуев
посвящали мне свои стихи.
Может быть, хоть этим буду славен
на просторах матушки-Руси.
Я – Костров.
А кто из них Державин
или Пушкин, Боже упаси?!
