За двести верст от Петрограда,
От станции в семи верстах,
Тебе душа поэта рада,
Селенье в ёловых лесах!
Там блекнут северные зори,
Чьи тоны близки к жемчугам,
И ласково подходит море
К головокружным берегам.
Как обольстительное пойло, —
Колдуйный нектар морефей, —
Влечет к себе меня Эст-Тойла
Волнами моря и ветвей.
Привет вам, шпроты и лососи,
И ракушки, и голоса,
Звучащие мне на откосе, —
Вы, милые мои леса!
Давно я местность эту знаю,
Ее я вижу часто в снах…
О сердце! к солнцу! к морю! к маю!
К Эст-Тойле в ёловых лесах!
Сердце с долгом, сердце с домом разлучается,
Сердце бедное у зависти в руках.
Только гляну, как цыганки закачаются
На высоких, сбитых набок, каблуках.
Вы откуда, вы откуда, птицы смуглые,
Из какой же вы неведомой дали?
И откуда вас кибитки, лодки утлые,
До московских тротуаров донесли?
Отвечают мне цыганки, юбки пестрые –
Вольной волей весь наш век мы держим путь.
Если хочешь – мы твоими станем сестрами,
Только всё, что было-не было, забудь!
Отвечаю я цыганкам: «Мне-то по сердцу
Вольной воли заповедные пути.
Но не кинуться, не двинуться, не броситься,
Видно, крепко я привязан – не уйти!»
И плывут, идут, звенят и не кончаются
Речи смутные, как небо в облаках.
И идут, звеня, цыганки и качаются
На высоких, сбитых набок, каблуках.
