Она глядит с причудливых панно,
С прозрачных чашек, с вееров мишурных
Страна, где все прелестно и смешно,
Где столько радостей миниатюрных.
Вот светло-золотистый горизонт,
Вот лотос розовый колеблет глубь немая,
Вот китаяночка, раскрыв свой пестрый зонт,
Сидит, забавно ножки поджимая.
Косые глазки ввысь устремлены,
Следят за ласточкой над озером красивым.
А небеса — сиренево бледны,
И лишь на западе заря скользит по ивам…
И чудится: «Забудься, помечтай…» —
Щебечет ласточка, и вяз шуршит верхушкой.
И в сумерках сияющий Китай
Мне кажется волшебною игрушкой.
Поэту, пришедшему с войны
Как вернулся Иона из чрева кита,
из распахнутой пасти,
из разверстого рта, —
выходили пророки из чрева войны,
черной желчью жестокости обожжены.
Жил три года Иона
во чреве кита.
А попал на свободу —
и не понял, куда.
Видит: белые льды,
голубая вода,
а во льдах китобойные ходят суда.
А из кожи китовой
подметки кроят.
А из жира китового
мыло варят.
А война-то — кончилась, говорят!
Уверяют!
А он — не верит.
Жил во чреве китовом три года подряд
и выходит на твердый берег.
Смотрит слепо и слезно
на солнечный свет.
И пророчит, пророчит
годы горя и бед.
А войны, говорят, и в помине нет!
Будут гибель и голод!
Вы слышите слово Ионы?
То устами Ионы
глаголют погибших мильоны.