Вчера я слышал — песню кто-то пел,
Ту, что народом нашим сложена.
И я подумал: сколько грусти в ней,
Как беспредельно жалобна она.
Она тревожит сердце. В ней живет
Татар многострадальная душа.
В протяжных звуках — трехсотлетний гнет.
Горька она и всё же хороша.
Да, много тягот испытали мы,
Не сосчитать пролитых нами слез.
Но пламенную верную любовь
Напев свободный сквозь века пронес.
Я изумленно слушал, отойдя
От повседневной суеты земной,
И возникал передо мной Булгар,
И Ак-Идель текла передо мной.
Не вытерпел я, подошел к певцу,
Спросил, коснувшись бережно руки:
«Послушай, брат, что ты за песню пел?»
Татарин мне ответил: «Аллюки».
перевод: В.Тушнова
Размазан небосвод небрежно кистью.
Дорога в бесконечность пролегла.
Сентябрь торопливо красит листья,
Закрашивая тени от тепла.
Небрежный и рассеянный художник
Наносит беспорядочно мазки,
И краску не смывает даже дождик —
Унылый спутник зябнущей тоски.
И сотни неудачных зарисовок
С бесстрастием швыряется к ногам,
А ветер, туго свитый из верёвок,
Испуганно их прячет по углам.
Потерян счёт испорченным наброскам,
Художник впал в немое забытьё.
Кострами подымил, как папироской,
А после снова взялся за своё.
И получилась славная картина:
Пятнистый лес, дорога, небосвод,
Тоска и дождь — всё слилось воедино.
Картина дышит осенью… живёт.