Дубы расшумелись,
И туча летит,
В траве над водою
Пастушка сидит.
У ног её плещет волна, волна.
И во мраке печально вздыхает она,
Ей взоры слеза затемнила.
«И сердце разбито,
И пуст весь свет,
И больше желаний
Не будет и нет.
Позвать свою дочь, богоматерь, вели,
Уже я изведала счастье земли,
Уже отжила, отлюбила».
«Бессильные слёзы,
Напрасен их бег,
Твой стон не разбудит
Умерших вовек;
Но ты утешение мне назови,
Скажи, чем помочь от несчастной любви,
И я помогу благосклонно».
«Пусть слёзы бессильны,
Напрасен их бег,
Пусть стон не разбудит
Умерших вовек!
Но знай, богоматерь, и всем объяви,
Что слаще всего при погибшей любви
Любовные муки и стоны».
Перевод — Н. Чуковского
Бог великий, всемогущий,
как огромный сад цветущий,
дай мне спрятаться, убогой,
в чаще темной, в роще строгой.
Дай под листьями укрыться,
к телу вяза прислониться
и глядеть – не наглядеться,
как стучит планеты сердце.
Но деревья, как в соборе,
кверху головы задрали:
мне прощаться с ними вскоре,
толчея, как на вокзале.
Отправленье ровно в девять,
направленье неизвестно,
стоя слушают деревья,
вкруг меня столпившись тесно.
Мне так страшно расставаться,
я жила еще так мало –
слушаю названья станций,
прислонясь к стволу устало.
Темный лес сосредоточен,
чутко слушает дорога,
как, откашлявшись, грохочет
в микрофоне голос Бога.
