Сын царский умирает в Ницце —
И из него нам строют ков…
«То казнь отцу за поляков», —
Вот, что мы слышим здесь, в столице…
Из чьих понятий диких, узких,
То слово вырваться могло б?..
Кто говорит так: польский поп,
Или министр какой из русских?
О эти толки роковые,
Преступный лепет и шальной
Всех выродков земли родной,
Да не услышит… Да не грянет.
И отповедью — да не грянет
Тот страшный клич, что в старину:
«Везде измена — царь в плену!» —
И Русь спасать его не встанет.
На ранней зорьке чуточку морозило,
Спешили мы добраться до Москвы,
На берегу Теряевского озера
Нарвал я сноп увянувшей травы.
Не знаю: на красу ли, на забавушку,
Не ведая, как кличется она,
В пустой кувшин воткнул я эту травушку
И надолго оставил у окна…
Уж сколько лет с поездки этой минуло.
Бежали дни. Чего в них только нет!..
Трава грустила светлая и милая,
И мирно украшала кабинет.
Случилось лето душное и влажное.
Везде, как дым, с утра висела мгла.
И вдруг трава сухая, что бумажная,
Проснулась, задышала, зацвела.
Она весь дом цветением заполнила,
Раскрыла все метелочки свои
И почему-то тихо мне напомнила
О давней, о забывшейся любви.
Теперь я знаю, что со мной ни станется
И сколько долгих лет ни утечет,
Та боль со мной вовеки не расстанется:
Проснется вдруг, задышит, зацветет!..
