Если кто-нибудь страдает,
Если кто-нибудь жесток,
Если в полдень увядает
Зноем сгубленный цветок,-
В сердце болью отзовется
Их погибель и позор,
И страданием зажжется
Опечаленный мой взор:
Потому что нет иного
Бытия, как только я;
Радость счастья голубого
И печаль томленья злого,
Всё, во всем душа моя.
Фронтовым медсестрам
Вдогонку семенит за строем, шумно топоча,
Опять не с той ноги начав свое движенье.
В шинели утопает с богатырского плеча,
Гремит кирзой… И вызывает уваженье…
Ладони и колени — стерты, словно наждаком, —
На ощупь помнят, вплоть до метра, поле боя.
Она не плачет — к горлу лишь подкатывает ком,
В глазах бездонных меркнет небо голубое…
Ужата талия девИчья жестким ремешком,
Торчит из-под пилотки вздорная косичка.
Тихоня, скромница… Но обласкает — матерком,
Коль забалуешь… А зовут — любя — «сестричка».
Перепоясана поверх вместительной сумой,
На ней горит заметный крест, в цвет крови — красный.
Она с ней всюду неразлучно — и в мороз, и в зной…
Небросок облик фронтовых мадонн прекрасный…
Их тяжкий труд — то не служенье радостное муз:
Война ярмом на их по-детски тонких шеях.
Из-под огня они бесценный с поля боя груз —
Бойцов сраженных тащат на себе в траншеи…
В дыму, как сажа черной, перепачканы землей,
Политой павших и живых горячей кровью,
Вершат под пулями святой долг милосердья свой
С, умом непостижимой, жертвенной любовью.
Собой рискуют — и моргнуть не успевает глаз —
Им будто бы плевать на собственные беды…
Они не люди… — Ангелы, живущие меж нас
И приближающие светлый час победы…
