Раз комедию давали,
Зритель аплодировал.
Только критик в своей ложе
Действо игнорировал!
За кулисой режиссер
Тигрою метался,
Все хотел, чтобы наш критик
Тоже рассмеялся.
Да, давно мы не видали
Большего успеха.
Весь партер не просто плакал —
Он рыдал от смеха.
Критик же мрачнее тучи
(Какова политика!).
Оказалось очень просто —
Зуб болел у критика.
В Париже пленником, по тысяче причин,
Все лето я сижу; я разгоняю сплин
Тем, что вблизи меня и что не стоит денег.
Вот улица моя, чердак мой (сто ступенек),
И уличный спектакль, бесхитростно-простой,
Разыгрываемый окрестной беднотой
В ее приятельском общенье повседневном, —
В беззлобном равенстве под гнетом дней плачевных.
Вот скверы здесь и там под ветром сентября;
Листва оборвана и мечется, паря,
В безумной суете, налево и направо,
Как стая плоских птиц, зеленых, с цвелью ржавой,
Крутясь над группами рабочих под хмельком,
Что спорят весело, взбодренные винцом,
И вспыхивают вдруг, поняв неверно слово…
Я, трубкою дымя, стихи слагаю снова;
Средь благодушия сам благодушен я;
Чуть ночь, я спать ложусь и, так как суть моя
В том, чтоб мечтать, — во сне я о стихах мечтаю,
Прекрасных, не таких, что наяву кропаю, —
О чистых, блещущих, как горный ключ, стихах,
Высоких, вдумчивых, без пустозвонства, — ах!
Чтоб в них прославил мир меня, совсем иного…
Но, пробудись, из них не помню я ни слова!
Перевод : Г. А. Шенгели
