И в детях правды нет…
В них тоже есть притворство.
Война, как эскимо,
для них в кино сладка.
В них — крошечный вождизм,
в них — черное проворство,
расталкивать других
локтями у лотка.
Когда я вижу в них
Жестокости зачатки,
конечно, их самих
я вовсе не виню
в том, что они порой
волчата — не зайчатки,
хотя у них пока
бескровное меню.
Что старый подхалим!
Но лет пяти подлиза,
но ябеда лет в семь —
вот что меня страшит.
Мой сын, кем хочешь стань, —
хотя бы футболистом,
но человеком будь!
И это все решит.
Поверь, что я тебя
ничем не опозорил.
Не сразу ты поймешь,
но в пору зрелых лет,
что лишь отцовский страх
кощунственно позволил
сказать такую ложь:
«И в детях правды нет…»
А ведь старик Гомер был когда-то молодым человеком.
Он пел о могучем Ахилле, хитроумном Одиссее и Елене —
женщине мифической красоты.
— Вы знаете, в этом Гомере кое-что есть,- говорили
древние греки.- Но пусть поживет с наше — посмотрим,
что он тогда запоет.
И Гомер жил, хотя многие теперь в этом сомневаются.
И он пел — в этом теперь не сомневается никто. Но для
древних греков он был просто способный молодой поэт,
починивший пару неплохих поэм — « Илиаду » и «Одиссею».
Ему нужно было состариться, ослепнуть и даже умереть,
для того чтобы в него поверили.
Для того, чтоб сказали о нем:
— О, Гомер! Он так хорошо видит жизнь!
