Дворы-колодцы. Фонари. Деревья в инее.
Лед, припорошенный песком. Проулки синие.
Под каждой аркой проходной – шальное эхо,
Как будто демон на лету зайдется смехом.
Лишь черной тени силуэт скользит со мною
И слепо вертит головой, как в паранойе…
Стараясь острым каблуком не оцарапнуть,
Застыну в круге световом, ночная цапля.
Прислушаюсь: никто ко мне не подкрадется?
Уф-ф… ни одной живой души на дне колодца.
Уже слипаются глаза последних окон.
Сосульки спят в сырых темницах водостоков.
В глубоком сне сопят налетчики, служаки,
Влюбленные, лунатики, маньяки…
Но… от безлюдья – самая тревога!
И кажется желанным тот, с бульдогом,
Что двинулся из тьмы по бровке скользкой.
Наверно, у меня синдром стокгольмский…
Ты сделала свои дела? Уходим, Сима!
Для мелкой таксы здесь – невыносимо.