Как только разжались объятья,
Девчонка вскочила с травы,
Смущенно поправила платье
И встала под сенью листвы.
Чуть брезжил предутренний свет,
Девчонка губу закусила,
Потом еле слышно спросила:
— Ты муж мне теперь или нет?
Весь лес в напряжении ждал,
Застыли ромашка и мята,
Но парень в ответ промолчал
И только вздохнул виновато…
Видать, не поверил сейчас
Он чистым лучам ее глаз.
Ну чем ей, наивной, помочь
В такую вот горькую ночь?!
Эх, знать бы ей, чуять душой,
Что в гордости, может, и сила,
Что строгость еще ни одной
Девчонке не повредила.
И может, все вышло не так бы,
Случись эта ночь после свадьбы.
Идут неспешно вдоль ряда, пялятся, выбирают:
— Смотри, мне такой же надо, как белоснежный, с краю.
— Да что ты, в нашей грязище? Кто его чистить будет?
Давай попроще отыщем, как приличные люди.
— Вон серый, простой, немаркий, я о таком мечтаю.
— А я бы хотела яркий, с веткой ольхи по краю,
как этот, бордовый, глянь-ка, бортик искусно кован.
…А я иду, вот подлянка — не хочу никакого.
Мне чуждо местное братство, знающее порядок
и как здесь куда добраться в лабиринте оградок.
Мне лишь бы слинять скорее, от бесстрастных и вечных
к дурацким своим хореям, хрупкой и хрусткой речи.
Черкать уязвимым близким в холод эти и темень
бессмысленные записки на неважные темы.
