Земля изрыта вкривь и вкось.
Ее, сквозь выстрелы и пенье,
я спрашиваю: «Как терпенье?
Хватает? Не оборвалось —
выслушивать все наши бредни
о том, кто первый, кто последний?»
Она мне шепчет горячо:
«Я вас жалею, дурачье.
Пока вы топчетесь в крови,
пока друг другу глотки рвёте,
я вся в тревоге и в заботе.
Изнемогаю от любви.
Зерно спалите — морем трав
взойду над мором и разрухой,
чтоб было чем наполнить брюхо,
покуда спорите, кто прав…»
Мы все — трибуны, смельчаки,
все для свершений народились,
а для нее — озорники,
что попросту от рук отбились.
Мы для нее как детвора,
что средь двора друг друга валит
и всяк свои игрушки хвалит…
Какая глупая игра!
Если мне воспеть берёзу
Свыше дан наказ,
Я её святые слёзы
Воспою для Вас.
Я её печальный облик
В рифму облеку,
Шёпот листьев, птичий оклик.
Раны на веку…
Как светло-то на просторе.
Дивный свет струит;
На высоком косогоре.
Милая, стоит…
Подойду я и, любуясь,
Косоньки ветвей
Соберу-ка в прядь тугую…
Вей же, ветер, вей!
Нe сломить березу в бурю
Коль душа алмаз,
Даже средь осенней хмури
Радуешь ты глаз!
В зимнем сне, в мороз трескучий.
На краю села.
На обрыве-то, над кручей,
Как же ты мила!
А весною… Боже правый!
Красивее нет!
Молодых листочков нежен,
Изумруден цвет!
Ты в любое время года
Чудно хороша
И для русского народа
Ты его душа!
