Осыпаются алые клёны,
полыхают вдали небеса,
солнцем розовым залиты склоны —
это я открываю глаза.
Где и с кем, и когда это было,
только это не я сочинил:
ты меня никогда не любила,
это я тебя очень любил.
Парк осенний стоит одиноко,
и к разлуке и к смерти готов.
Это что-то задолго до Блока,
это мог сочинить Огарёв.
Это в той допотопной манере,
когда люди сгорали дотла.
Что написано, по крайней мере
в первых строчках, припомни без зла.
Не гляди на меня виновато,
я сейчас докурю и усну —
полусгнившую изгородь ада
по-мальчишески перемахну.
Друзья! Как прежде соберёмся,
Где молодость любила нас,
Где весело, беспечно нам жилось
В те годы дружеских забав.
Мы были как одна семья,
Шпана, рождённая войною,
В краях далёких, обожжённых зноем,
Где солнце вдаль склонялось за моря.
Шалили мы, дружили в пацанах,
И море было нашей колыбелью.
Мужали и росли в его волнах,
Не думали, что мир подвержен тленью…
И годы детства, юности умчали,
Нас разбросало по краям.
Мой друг, живешь ты в Ленинграде,
Меня частицу носишь там.
Хвала судьбе, что пробудила чувство братства,
Сроднила в жизни навсегда:
Свеча святая дружбы не угасла,
Хоть Лета канули в века…
И здесь в таёжном зимнем крае
Я счастлив тем, что думаю о вас,
Картинки детства вспоминая
Уже который в жизни раз!
