В день празднества, в час майского дождя,
в миг соловьиных просьб и повелений,
когда давно уж выросло дитя,
рожденное порой послевоенной,
когда разросся в небе фейерверк,
как взрыв сирени бел, лилов и розов, —
вдруг поглядит в былое человек
и взгляд его становится серьезен.
Есть взгляд такой, такая тень чела —
чем дальше смотришь, тем зрачок влажнее.
То память о войне, величина
раздумья и догадка — неужели
я видела тот май, что превзошел
иные маи и доныне прочен?
Крик радости в уста, слезу в зрачок
вписал его неимоверный почерк.
На площади, чья древняя краса
краснеет без изъяна и пробела,
исторгнув думу, прянул в небеса
вздох всей земли и всех людей — Победа!
Всё начиналось слишком хорошо,
так хорошо, что становилось страшно.
Я понимала, ты уже ушёл
в тот самый день,
когда возник однажды.
Когда узорно выгорел рассвет
и ветви щупальца тянули к свету,
был хитроумно выстроен сюжет,
расход минут
внесён в чужую смету.
И город щурился на зеркала,
а я ещё не знала,
слава богу,
что шла весна, уродлива и зла,
и даже псы давали ей дорогу.
Она ползла, готовая к войне,
по проходным дворам сочилась смутой,
Она меня искала!
Это мне
она подмешивала в дождь цикуту.
За ней тянулись странные следы –
твои следы.
О, как их было много!..
Я всё жила в предчувствии беды.
И вот она пришла.
И слава богу.
