«Беговая», «Отрадное»… Радость и бег
этих мест — не мои, не со мною.
Чужеземец, озябший, смотрю я на снег,
что затеян чужою зимою.
Электричества и снегопада труды.
Электричка. Поля и овраги.
Как хочу я лежать средь глубокой травы
там, где Йори и там, где Арагви.
Северяне, я брат ваш, повергнутый в грусть.
Я ослеп от бесцветья метели.
Белый цвет-это ласточек белая грудь.
Я хочу, чтобы птицы летели.
Я хочу… Как пуста за изгибом моста
темнота. Лишь кусты и вороны.
«Где ты был и зачем?» — мне готовит Москва
домочадцев пустые вопросы.
«Беговая», «Отрадное»… Кладбища дач.
Неуместных названий таблицы.
И душа, ослабев, совершает свой плач,
прекращающий мысль о Тбилиси.
Я слишком хорош для живого
Я слишком хорош для живого
В разные двери я вхож
И даже в окна, чес слова
Я — тип чрезвычайно весёлый
Я — тип чрезвычайно весёлый
Ведь на церемонии чайной
Бухаю ром с колой!
Припев:
В тоталитарном мире
Я — пофигизма сын
Жизнь — моя мачеха, я к этой мымре
По скальпелю шёл босым
Я — маргинальный трутень
В улье гламурных пчёл
Но, если придётся шагать по трупам —
Я буду не при чём!
Со мной не достичь результата
Со мной не достичь результата
Я — хитрая дичь
Лишённая всякого такта
Я с миром не очень-то лажу
Я с миром не очень-то лажу
Мне быть героем?
Ну, ладно… Нальёте — уважу!
