Свободы нет в природе,
Её соблазн исчез,
Не надо на свободе
Смущать ноябрьский лес.
Застыли в смертном сраме
Над собственной листвой
Осины вверх ногами
И в землю головой.
В рубахе погорельца
Идет Мороз-кащей,
Прищелкивая тельца
Опавших желудей.
А дуб в кафтане рваном
Стоит, на смерть готов,
Как перед Иоанном
Боярин Колычев.
Прощай, великолепье
Багряного плаща!
Кленовое отрепье
Слетело, трепеща,
В кувшине кислорода
Истлело на весу…
Какая там свобода,
Когда зима в лесу.
Востала буря;
Глаза Еолъ нащуря,
Валъ.
До неба воздымалъ;
Трещитъ корабль и мачты гнутся,
Канаты рвутся;
Воздѣли на суднѣ всѣ руки къ небесамъ,
И корабельщикъ самъ:
А море лютое кончину приближало;
Кидаться въ воду надлежало,
И къ берегу поплыть,
Когда не хочется на днѣ конечно быть;
Однако въ воду не бросались;
Одной молитвою спасались,
Хоть Богъ имъ явственно сей мыслію сказалъ:
Кидайтеся въ валы, и берегъ показалъ.
На погубленіе корабль оставленъ;
Лишъ кормщикъ разуму послѣдуя избавленъ:
А протчія молясь погибли въ кораблѣ:
Лишъ кормщикъ, хоть и нагъ, остался на землѣ,
Когда приступомъ Магомета,
Византія была со всѣмъ осаждена:
Имѣя жителей премножествомъ полсвѣта.
Единымъ только тѣмъ она побѣждена,
Что зрѣлу разуму они не покорились,
И всѣ, вбѣжавъ во храмъ, во храмѣ затворились.
