Узри простерта на плащ меня,
Не сетуйте, родители любезны!
И мрачну горесть прогоня,
Отрите токи слезны!
Я сладким сном покоюся и славным!
Здесь долг мой на земле я свято чтил;
В боях — под знамем ратным
Врагов Отечесгова безтрепетно разил;
В дни мира тих, как агнец был незлобной;
В сообществе — усердный гражданин,
В семье надежный брат, — покорный сын, —
К супруге, к чадам я до двери гробной
Любовью нежной пламенел:
Днес к Богу отошел
Принять за подвиг мой награду!
А ты, о юный друг моей души!
Оставшемусь тебе в отраду
Младенцу нашему внуши,
На ранню указав мою могилу;
Сколь сладко смерть вкусить за родину нам милу!
А я ведь тоже двух врачей племянник,
а скольких родственник, пойди сочти.
О них, быть может, завтра упомянет
газета, и начнут строчить статьи.
А улицы пьянели, закипали
народной мудростью очередей:
— А-а, сволочи! Сперва Христа распяли,
теперь за наших принялись вождей?
Дрожа в еще неясных опасеньях
(пойми, где факт, где анекдот, где слух),
будили, тормошили в наших семьях
полуистлевших, высохших старух.
Косноязыча и трясясь доселе
над отнятым тогда еще добром,
беззубые шипели и свистели
про то, что называется “погром”.
Они учили скорбному бессилью,
своей запуганности вековой.
Сейчас вот прозвучит “Спасай Россию!” —
и стекла зазвенят по мостовой!..
