Привольем пахнет дикий мёд,
Пыль — солнечным лучом,
Фиалкою — девичий рот,
А золото — ничем.
Водою пахнет резеда,
И яблоком — любовь.
Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь…
И напрасно наместник Рима
Мыл руки пред всем народом,
Под зловещие крики черни;
И шотландская королева
Напрасно с узких ладоней
Стирала красные брызги
В душном мраке царского дома…
Немцы заняли город без боя, легко, на бегу.
И лишь горстка гвардейцев, свой пост у дворца не покинув,
В чёрных шапках медвежьих открыла огонь по врагу
Из нелепых своих, из старинных своих карабинов.
Копенгаген притих. Вздорожали продукты и газ.
В обезлюдевший порт субмарины заходят во мраке.
Отпечатан по форме и за ночь расклеен приказ:
Всем евреям надеть нарукавные жёлтые знаки.
Это было для них, говорили, началом конца.
И в назначенный день, тот, что ныне становится сказкой,
На прогулку по городу вышел король из дворца,
И неспешно пошёл с нарукавною жёлтой повязкой.
Копенгагенцы приняли этот безмолвный сигнал.
Сам начальник гестапо гонял неприметный “фольксваген”
По Торговой, к вокзалу, за ратушу, в порт, на ка..л –
С нарукавной повязкой ходил уже весь Копенгаген!..
Может, было такое, а может быть вовсе и нет,
Но легенду об этом я вам рассказал не напрасно.
Ибо светится в ней золотой андерсеновский свет,
И в двадцатом столетье она, как надежда, прекрасна.
