Годовщину последнюю празднуй
Ты пойми, что сегодня точь-в-точь
Нашей первой зимы – той, алмазной
Повторяется снежная ночь.
Пар валит из-под царских конюшен,
Погружается Мойка во тьму,
Свет луны как нарочно притушен,
И куда мы идем – не пойму.
Меж гробницами внука и деда
Заблудился взъерошенный сад.
Из тюремного вынырнув бреда,
Фонари погребально горят.
В грозных айсбергах Марсово поле,
И Лебяжья лежит в хрусталях…
Чья с моею сравняется доля,
Если в сердце веселье и страх.
И трепещет, как дивная птица,
Голос твой у меня над плечом.
И внезапным согретый лучом
Снежный прах так тепло серебрится.
На хуторе, за выжженным селеньем,
Мы отдыхали перед наступленьем.
Всю ночь ворчали мы. Признаться честно,
На земляном полу нам было тесно.
Но шире не было в селе хатёнок.
По нашим головам ходил котёнок.
И каждый ощущал плечо иль руку,
Тепло соседа — близкую разлуку.
В сыром, холодном сумраке рассвета
Вонзилась в небо жёлтая ракета.
Был синий день, и красный снег, и грохот,
И гаубица не уставала охать.
И трое из соседей по ночлегу
Раскинулись по взорванному снегу.
А вечером мы вновь ввалились в хату.
Телефонист прижался к аппарату.
А мы легли на пол, сырой и чёрный, —
Но стала хата прежняя просторней.
Ночную вьюгу слушали в печали,
По тесноте вчерашней мы скучали.
