Я — убежавший царь;
Я — сумасшедший гений…
Я, в гаснущую гарь
Упавши на колени, —
Всё тем же дураком
Над срывом каменистым
Кидался колпаком
С заливистым присвистом;
Влез на трухлявый столп
В лугах, зарей взогненных;
И ждал народных толп
Коленопреклоненных.
Но вышли на луга,
В зубах сжимая розы,
Мне опустив рога,
Испуганные козы.
В хмуреющую синь
Под бредящим провидцем —
Проблеяли: «Аминь!»
Пристукнули копытцем.
Комсомольские снились билеты
Ребятишкам горластым не зря.
Проходило последнее лето,
И прощайте навек, лагеря.
Но когда опускалась прохлада
И пора было делать отбой,
Выходил представитель отряда
Со своею любимой трубой.
От нагретого за день металла
Растекалось по коже тепло,
А труба над водой трепетала,
Говорила, что детство прошло.
А труба под луною блестела,
Как любая из лагерных труб,
И, наверно, никак не хотела,
Замолчав, оторваться от губ.
Ничего в мире не было, кроме
Необъятного звука того.
И услышал на дальнем пароме
Перевозчик веселый его.
Он прислушался к этому звуку,
Проплывавшему мимо полей,
Потянул было смуглую руку
К полинялой пилотке своей.
Да потом спохватился служивый,
Закурил, на костыль опершись…
Приближался рассвет торопливый,
Посветлела небесная высь.
Звук проплыл и растаял у плеса,
У склоненных над речкой берез…
По песку заскрипели колеса,
Подошел к переправе обоз.
