Я узнаю тебя, время унылое:
Эти короткие, бледные дни,
Долгие ночи, дождливые, темные,
И разрушенье — куда ни взгляни.
Сыплются с дерева листья поблекшие,
В поле, желтея, поникли кусты;
По небу тучи плывут бесконечные…
Осень докучная!.. Да, это ты!
Я узнаю тебя, время унылое,
Время тяжелых и горьких забот:
Сердце, когда-то так страстно любившее,
Давит мертвящий сомнения гнет;
Гаснут в нем тихо одна за другою
Юности гордой святые мечты,
И в волосах седина пробивается…
Старость докучная!.. Да, это ты!
Океан, разделяющий материки,
их сближает: в порту Петербурга ли, Бостона
тот же дух: парусины, смолы и пеньки,
та же вера: что мощь и дела велики
православного ли, протестантского ль Господе
Шли на запад, на запад, а мы на восток,
но от общей Атлантики к общему Тихому,
и уже зарождалось подобие строк
и поэм: ведь поэт ничего бы не смог
сочинить — континент дал и форму и стих ему.
Континенты же сходственны, и потому
“Камни солнцем сожженного Запада” Сэндберы
не откроют Америк уму моему,
а напомнят Кызыл, Красноярск, Колыму,
заснеженные горы сибирского Севера.
Я бы в космос взлетел и оттуда взглянул,
мне оттуда бы мир весь единым увиделся…
Я и в ямбах немецкой методы не блюл,
я любил в Маяковском Уитмена гул,
Маяковского — в рубленых строчках Уильямса!
