Слышен топот над водой
Единорога;
Встречен утренней звездой,
Заржал он строго.
Конь спешит, уздцы туги,
Он машет гривой;
Утро кличет: ночь! беги, –
Горяч мой сивый!
Рогом конь леса зажжет,
Гудят дубравы,
Ветер буйных птиц впряжет,
И встанут травы;
Конь вздыбит и ввысь помчит
Крутым излогом,
Пламя белое лучит
В лазури рогом…
День из тьмы глухой восстал,
Свой венец вознес высоко,
Стали остры гребни скал,
Стала сизою осока.
Дважды эхо вдалеке:
«Дафнис! Дафнис!» – повторило;
След стопа в сыром песке,
Улетая, позабыла…
Стан откинувши тугой,
Снова дикий, снова смелый,
В чащу с девушкой нагой
Мчится отрок загорелый.
Надо мной бродяги облака,
волны разбиваются о камни.
Как давно,
а кажется недавно,
я гостил у Юрхо-рыбака.
Он уходит в море на баркасе,
нехотя беря меня с собой.
Небо,
синим цветом воду красит
и шумит проснувшийся прибой.
Молчалив рыбак и скуп на речи,
Юрхо снисходителен ко мне,
он гребёт уверенно навстречу
синегрудой, пенистой волне.
И когда она его окатит
брызгами солёными в лицо,
у него сорвётся очень кстати
крепкое, ядреное словцо.
Мы идем домой
под крики чаек,
ставим у забора три весла
и отогреваем бурым чаем,
на ветру промерзшие тела.
… Нынче надо мной проходят плавно,
как воспоминанья,
облака.
Как давно,
а кажется недавно,
я гостил у Юрхо-рыбака.
