Гости пьют и едят,
Речи гуторят:
Про хлеба, про покос,
Про старинушку:
«Каков впредки господь
Хлеб уродит нам?
Как зимой о святках
Долго иней был;
Уберутся ль в степи
Сен’а зелены», —
Говорил Пантелей
Святу Якову.
Гости пьют и едят,
Забавляются
От вечерней зари
До полуночи.
По селу петухи
Перекликнулись;
Притихнул говор, шум
В темной горенке;
На дворе же саней
Въезжих не было,
От ворот тесовых
След яснеется.
Как жизнь вести одну
двоим под общим кровом —
смутьяну Щедрину
с почтенным Салтыковым?
За что им этот ад —
в одном ютиться теле?
Грызясь, как с братом брат:
живьем друг друга б съели!
Тот прет против рожна
и всех властей в России,
у этого — жена
и слабости людские.
Тот делает добро
и правду-матку режет,
а этот — пьет бордо
и вкус гурманский тешит.
Тот с золотым шитьем
мундир казенный носит,
а этот — с кистенем,
вот-вот и бомбу бросит.
Тот — в шелковых чулках
и в лаковых штиблетах,
в лицее как-никак
он в лучших был поэтах.
А этому — чулки
отвратны щегольские
и всякие стишки,
свои или чужие.
Сиамских близнецов
пожизненно сращенье:
Щедрин и Салтыков,
ведущие сраженье.
Но оба уж они
равно больны и стары,
терзают их одни
кишечные катары.
Один у них бронхит
(хоть двуразделен дух в них),
одна ступня болит,
одно колено пухнет.
И смерть объединит
их на одре обоих
и вместе их двоих
во гробе упокоит.
