Мое жилище, Землю грешную,
печальный и убогий край,
любовью светлой и нездешнею
я полюбил, как прежний рай.
Одел поля пшеничным золотом,
пчелиным медом напоил,
и все преграды лунным молотом
рассыпал в звончатую пыль.
На всех путях, на веки черные,
где в медных вихрях шла Гроза,
затеплил свечи чудотворные,
поставил зори-образа.
Мой лук— заутреннюю радугу —
я натянул и луч-стрелу
вонзил глухому зверю в пазуху,
точившему на поле мглу.
И растворилось небо синее.
И от лощин, из-за бугров,
пошли толпами старцы сивые
на горний звон колоколов.
Орлица-мысль, игривей зяблика,
за море в глуби уплыла
и Солнце — золотое яблоко —
в горящем клюве принесла.
Когда от нас уходит Старый,
Такая полночь настает:
Все подымаем мы бокалы —
И первый тост за Новый год!
Но переходим ко второму —
Тогда нам выпить хорошо
За милую хозяйку дома
Иль за кого-нибудь еще.
Заздравным тостам нет предела,
И, вероятно, кто-нибудь
Умелых наших виноделов
Захочет тостом помянуть.
Немало будет тостов разных,
Но в ночь такую я б желал
И за хрустальщиков прекрасных
Поднять хрустальный свой бокал!..
За яркость замыслов серьезных
И радость дружеских пиров,
За вдумчивых и виртуозных
Художников и мастеров!
За мелодичный звон бокальный,
Не умолкает он пускай!..
За Дятьково, за Гусь-Хрустальный,
За Неман и за Красный май!
