Печальна участь одинокого,
А нелюдимого — вдвойне
Во время странствия далекого,
В дни испытаний,
На войне.
Пусть радости необычайные
К тебе вдруг хлынут на порог —
Покажется еще печальнее,
Что ты друзей нажить не смог.
Все не под силу:
Дом не выстроить,
Хорошей песни не сложить,
В нужде и в горе дня не выстоять
Как без друзей на свете жить?
Когда читал подвиги скандинавов,
То думал видеть в нем героя
В великолепном шишаке,
С булатной саблею в руке
И в латах древнего покроя.
Я думал: в пламенных очах
Сиять должно души спокойство,
В высокой поступи — геройство
И убежденье на устах.
Но, закрыв книгу, я увидел совершенно противное. Прекрасный идеал
исчез,
и предо мной
Явился вдруг… чухна простой:
До плеч висящий волос
И грубый голос,
И весь герой — чухна чухной.
Этого мало преображения. Герой начал действовать: ходить, и есть, и
пить. Кушал необыкновенно поэтическим образом:
Он начал драть ногтями
Кусок баранины сырой,
Глотал ее, как зверь лесной,
И утирался волосами.
Я не говорил ни слова. У всякого свой обычай. Гомеровы герои и наши
калмыки то же делали на биваках. Но вот что меня вывело из терпения: перед
чухонцем стоял череп убитого врага, окованный серебром, и бадья с вином.
Представь себе, что он сделал! Он череп ухватил кровавыми перстами,
Налил в него вина
И всё хлестнул до дна…
Не шевельнув устами.
Я проснулся и дал себе честное слово никогда не воспевать таких уродов
и тебе не советую.
