Кружились белые березки,
Платки, гармонь и огоньки,
И пели девочки-подростки
На берегу своей реки.
И только я здесь был не дома,
Я песню узнавал едва.
Звучали как-то по-иному
Совсем знакомые слова.
Гармонь играла с перебором,
Ходил по кругу хоровод,
А по реке в огнях, как город,
Бежал красавец пароход.
Веселый и разнообразный,
По всей реке, по всей стране
Один большой справлялся праздник,
И петь о нем хотелось мне.
Петь, что от края и до края,
Во все концы, во все края,
Ты вся моя и вся родная,
Большая Родина моя.
Попробуй съ рьянымъ неофитомъ,
Схватившимъ вдругъ вершки всего,
Въ вопросе ужъ давно избитомъ
И новомъ только для него,
Попробуй быть съ нимъ разныхъ мненій, —
Хоть Пушкинъ будь, хоть Карамзинъ, —
Онъ градомъ брани и каменій
Засыплетъ васъ съ своихъ вершинъ.
Что разъ въ его вгвоздили стену,
На томъ онъ крепко заторелъ;
Нетъ спорныхъ мыслей для обмену:
Къ одной приросъ и затверделъ.
Упрямый, цельный, однородный,
Пожалуй, твердо онъ стоитъ;
Но где-жъ тутъ жизнь? Въ степи безплодной
Одной онъ мысли монолитъ.
Въ уме его, тугомъ и тесномъ,
Сомненьямъ мудрымъ места нетъ;
Въ своемъ величьи полновесномъ
Заплылъ онъ въ свой авторитетъ.
Глупцамъ прилично зазнаваться:
Самоуверенность тупа.
Умела-бъ глупость сомневаться,
Была-бъ она не такъ глупа.
