Полно вамъ мысли въ любви летати,
Кинь сердце нынѣ всѣ суеты,
Не дай дни прежни воспоминати,
Не мучьте больше мя красоты.
Плѣннымъ не буду.
Вольнымъ по всюду,
Вольность мя веселитъ,
И любить не велитъ;
Та моя часть,
Ужъ мой духъ знаетъ,
Какъ сердце таетъ,
Коль зло терпѣти,
Когда горѣти
Чрезъ ту напасть.
Приятны очи другимъ скажите,
А меня взоры уже не пробьютъ,
Крѣпкое сердце не прострѣлите,
Пущенны стрѣлы разпропадуть.
И доставъ рану,
Травить не стану;
Пусть плѣненъ вами свѣтъ,
Но въ числѣ томъ меня нѣтъ;
Зло жить любя,
Хоть и лишаюсь,
Кѣмъ сокрушаюсь,
Я сердцемъ вѣкъ моимъ.
На что владѣть чужимъ,
Свое сгубя.
Средь гор глухих я встретил пастуха,
Трубившего в альпийский длинный рог.
Приятно песнь его лилась; но, зычный,
Был лишь орудьем рог, дабы в горах
Пленительное эхо пробуждать.
И всякий раз, когда пережидал
Его пастух, извлекши мало звуков,
Оно носилось меж теснин таким
Неизреченно-сладостным созвучьем,
Что мнилося: незримый духов хор,
На неземных орудьях, переводит
Наречием небес язык земли.
И думал я: «О гений! Как сей рог,
Петь песнь земли ты должен, чтоб в сердцах
Будить иную песнь. Блажен, кто слышит».
И из-за гор звучал отзывный глас:
«Природа — символ, как сей рог. Она
Звучит для отзвука; и отзвук — бог.
Блажен, кто слышит песнь и слышит отзвук».