За пятую степень, быв жарко солнце в понте,
Осьмнадцать перешло шагов на оризонте,
В день тот, как некогда злодей злый грех творил
И кровью царскою град Углич обагрил.
И се стрельцы свое оружие подъяли,
И, шедше ко Кремлю, как тигры, вопияли.
Лишь только ко вратам коснулися они,
Переменилась погода ясна дни.
Воздвигнулся Эол, суровы очи щуря,
Пустил он лютый ветр, и встала страшна буря.
Из ада фурии, казалося, идут,
И основания вселенныя падут.
На том автопортрете со свечой
он улыбается: не испугался.
Хоть знает, что вселенная погасла —
одна свеча на целый мир ночной.
И хоть пространства ночи велики…
Но ведь — свеча.
Он не один.
Их двое:
свеча.
И — мотыльки не мотыльки,—
но что-то как бы выснилось живое
на свет свечи.
Быть может, вещество
живым себя считать еще боится?
Но свет свечи…
Но свет очей его…
Да будет жизнь!
Жизнь — и такие лица!