Боже неба и земли,
Жалобу мою внемли,
И спаси меня своей сильною рукою!
Я гонимъ безъ оборонъ,
День и ночь отъ всѣхъ сторонъ,
И душѣ моей ужъ нѣтъ ни отколь покою.
Стражду мучуся стѣня;
Всѣ случаи на меня,
Въ жаркой ярости своей устремленны злобно.
Какъ въ оковахъ человѣкъ,
Горько проживая вѣкъ,
Мучится по всякой часъ, мучусь я подобно.
Во всегдашнихъ я бѣдахъ;
Тако кормщикъ на водахъ,
Страждетъ, какъ уже въ корабль грозны волны плещутъ.
И когда въ полудни зракъ,
Видитъ лишъ единый мракъ,
Единъ отъ молній свѣтъ, кои въ мракѣ блещутъ.
Перевод М. Донского
Склонясь, как над Христом скорбящие Марии,
Во мгле чернеют хутора;
Тоскливой осени пора
Лачуги сгорбила кривые.
Солома жалких крыш давно покрылась мхом,
Печные покосились трубы,
А с перепутий ветер грубый
Врывается сквозь щели в дом.
Склонясь от немощи, как древние старухи,
Что шаркают, стуча клюкой,
И шарят вкруг себя рукой,
Бесчувственны, незрячи, глухи,
Они запрятались за частокол берез;
А у дверей, как стружек ворох,—
Опавшие листы, чей шорох
Заклятий полон и угроз.
Склонясь, как матери, которых гложет горе,
Они влачат свои часы
В промозглой сырости росы
На помертвелом косогоре.
В ноябрьских сумерках чернеют хутора,
Как пятна плесени и тленья.
О, дряхлой осени томленье,
О, тягостные вечера!
