Давно об ней воспоминанье
Ношу в сердечной глубине,
Ее минутное вниманье
Отрадой долго было мне.
Твердил я стих обвороженный,
Мой стих, унынья звук живой,
Так мило ею повторенный,
Замечанный ее душой.
Вновь лире слез и тайной муки
Она с участием вняла —
И ныне ей передала
Свои пленительные звуки…
Довольно! в гордости моей
Я мыслить буду с умиленьем:
Я славой был обязан ей —
А может быть и вдохновеньем.
Движенья акробатов отработаны,
Блестит в лучах прожекторов трико.
Простившись с повседневными заботами,
Под куполом юнцы парят легко.
На этот блеск толпа глядит восторженно.
Сиянья детских глаз не передам.
И на колени капает «морожено»,
Которое разносят по рядам.
Гимнасты голенасты, светло-розовы.
В испуганной оркестром тишине
Они плывут, как рыбы в круглом озере,
И кланяются на песчаном дне.
Но меркнет это царственное зрелище,
Когда выходит рыжий на манеж,
Ногами двигать толком не умеющий,
В широких путах клетчатых одежд.
Мысы штиблет он поправляет палкою,
Приподнимает шляпу-канотье,
Смущает первый ряд улыбкой жалкою…
И вдруг взмывает к звездной высоте.
Блестящие трико такие тусклые!
Куда там акробатам до того,
Кто под лохмотьями скрывает мускулы,
Небрежно прикрывая мастерство.
Легко расправясь с неуклюжей робою,
Он лихо выгибается в дугу…
Приду домой и сам взлететь попробую —
Я тоже неуклюжий. Я смогу!
