Я вышел в ночь — узнать, понять
Далекий шорох, близкий ропот,
Несуществующих принять,
Поверить в мнимый конский топот.
Дорога, под луной бела,
Казалось, полнилась шагами.
Там только чья-то тень брела
И опустилась за холмами.
И слушал я — и услыхал:
Среди дрожащих лунных пятен
Далёко, звонко конь скакал,
И легкий посвист был понятен.
Но здесь, и дальше — ровный звук,
И сердце медленно боролось,
О, как понять, откуда стук,
Откуда будет слышен голос?
И вот, слышнее звон копыт,
И белый конь ко мне несется…
И стало ясно, кто молчит
И на пустом седле смеется.
Я вышел в ночь — узнать, понять
Далекий шорох, близкий ропот,
Несуществующих принять,
Поверить в мнимый конский топот.
Такой уж день нелепый выпал,
Я — будто у себя украл:
Пить не хотелось мне, а выпил,
Врать не хотелось, а соврал.
Мне не мечталась та дорога,
Которой шёл на поводу,
И всё же шёл
и ставил ногу,
Как ставят лошади на льду.
А эта Кланя
или Клава, —
Свежа, румяна, как со сна,
Была смешлива и лукава
И мне до родинки ясна.
Она себя преподносила,
Как будто яблоко-ранет, —
И это всё меня взбесило,
И не хватило сигарет.
Была щелястая терраса, —
Вилась по стёклам повитель, —
И стук щеколд, и кружка кваса,
И высоченная постель.
И всё. И не было разврата,
Лишь трепет нежности в крови,
Тоска моя, моя растрата,
Целуй, но душу не трави.