Ушел он, скрылся в ночи,
Никто не знает, куда.
На столе остались ключи,
В столе — указанье следа.
И кто же думал тогда,
Что он не придет домой?
Стихала ночная езда —
Он был обручен с Женой.
На белом холодном снегу
Он сердце свое убил.
А думал, что с Ней в лугу
Средь белых лилий ходил.
Вот брежжит утренний свет,
Но дома его всё нет.
Невеста напрасно ждет,
Он был, но он не придет.
Я шахтер. Голубыми языками пламя горит.
Восковой сталактит
Капает, загустевая,
Разрывая земное лоно,
Сочатся капли из мертвенной скуки.
Порывы черного нетопыря
В зазубренные шали обернули меня,
Ледяные убийцы.
Они срослись со мной, как яичники.
Древняя пещера сосулек
Из кальция множит эхо.
Даже тритоны белы,
Эти святоши.
И рыбы, рыбы —
Господи Исусе! Льда грани,
Жала кинжалов,
Пираньи
В религиозном рвенье
Пьют из моих живых стоп первое причащенье.
Свеча,
Качнувшись, вскарабкалась на высоту вновь.
Желтое вдохновенье.
Родной, как ты попал сюда?
О зародыш,
Даже во сне ты помнишь,
Как свернуться клубком.
Кровь расцвела, чиста
В тебе, мой рубин.
Боль,
Которая будит тебя, не твоя.
Любимый, родной,
Нашу пещеру я розами убрала.
Мягкими коврами —
Последними из викторианских.
Да падут
Звёзды во мрак, предназначенный им,
Да текут
Увечные атомы ртути
В ужасный колодезь,
Ты лишь один
Един на зависть пространствам, опора им.
Ты — дитя в яслях.
29 октября 1962
