Ты много жил, я больше пел…
Ты испытал и жизнь и горе,
Ко мне незримый дух слетел,
Открывший полных звуков море…
Твоя душа уже в цепях;
Ее коснулись вихрь и бури;
Моя — вольна: так тонкий прах
По ветру носится в лазури.
Мой друг, я чувствую давно,
Что скоро жизнь меня коснется…
Но сердце в землю снесено
И никогда не встрепенется!
Когда устанем на пути,
И нас покроет смрад туманный,
Ты отдохнуть ко мне приди,
А я — к тебе, мой друг желанный!
Хотя финал не за вершиною —
да будет жизнь незавершённою,
неконченной, несовершённою,
задачей, в целом не решённою.
Пусть, как ковёр из маргариток,
без сорняков и верняков —
ждёт на столе неразбериха
разрозненных черновиков.
И стол мой маленький — не дот,
и кто захочет — пусть берёт.
Он календарь на нём найдёт
с делами на сто лет вперёд.
Жить мне хотелось на пределе —
с отчаяньем в конце недели,
что вновь чего-то недоделал,
что воскресенье день без дела.
И не спешил сдавать в печать,
а снова — новое начать.
Поэтому между поэтами
заметят: «Был богат проектами».
В числе лужает недокошенных,
в числе дорожек незахоженных —
пусть я считаюсь незаконченным,
и в том не вижу незаконщины!
Я не желаю жить задами
воспоминаний дорогих,
но кучу планов и заданий
хочу оставить для других.
Беритесь — не страшась потерь.
А я — вне времени — теперь.
