Одна мне осталась надежда:
Смотреться в колодезь двора.
Светает. Белеет одежда
В рассеянном свете утра.
Я слышу — старинные речи
Проснулись глубоко на дне.
Вон теплятся желтые свечи,
Забытые в чьем-то окне.
Голодная кошка прижалась
У жолоба утренних крыш.
Заплакать — одно мне осталось,
И слушать, как мирно ты спишь.
Ты спишь, а на улице тихо,
И я умираю с тоски,
И злое, голодное Лихо
Уп…о стучится в виски…
Эй, малый, взгляни мне в оконце!..
Да нет, не заглянешь — пройдешь…
Совсем я на зимнее солнце,
На глупое солнце похож.
Протяжная, как сказанье,
Короткая, как баллада,
Желанная, как касанье,
Соленая, как баланда, —
О жизнь, — не хочу, не надо,
Не буду с тобой судиться, —
И не упаду с каната,
Пока испытанье длится…
Мне силу даруют знаки:
Во-первых, в дали пустынной
По склонам алеют маки
С чернильною сердцевиной.
И свет, во-вторых, не гаснет
В огромных проемах детства,
Где мир меня мучит,
дразнит
И вводит в свое наследство.
И — в ландышах, в ливнях, в нетях —
Зовет к себе непреклонно
Родное кладбище, в-третьих,
У Водного стадиона.
И — сильный, как кровь в аортах,
Но легкий, как скарб скитальцев —
Я ветер люблю, в-четвертых
(Уже не хватает пальцев!), —
И не одинока, в-пятых,
Покуда на белом свете —
В царапинах и заплатах —
Живут старики и дети.
