Мой монастырь, где я томлюсь безбожно, —
Под зноем разума расплавленный гранит.
Мне душно. Мне темно под этим зноем ложным.
Я ухожу в другой палящий скит…
Там будет зной, но зной земли всегдашний.
Кровавый шар расплавит мозг дотла,
И я сойду с ума спокойней и бесстрашней,
Чем здесь, где плоть и кровь изнемогла.
Где новый скит? Где монастырь мой новый?
Не в небесах, где гробовая тьма,
А на земле — и пошлый и здоровый,
Где всё найду, когда сойду с ума!..
I
Пустыне – свежести глоток,
На дыбе ломанному – врач,
Кровавой ссадине – платок:
– Не плачь…
Окну тоскующему – стук,
Небытию наркоза – жизнь,
Волной захлёстнутому – круг:
– Держись!..
Отогревающий очаг,
Состав, смывающий клеймо,
Свет в прозревающих очах –
Письмо.
II. Читая Сент-Экзюпери
Походному ветру в тон
Звучат надо мной слова:
– В пустыне ты значишь то,
Что значат твои божества!..
А было ли что-нибудь
Прекрасней моих божеств?
И вдвое короче путь,
И вражья броня – как жесть.
III. Сны
Родной, чудной кинематограф,
Ночной прокат знакомых лент.
Как просыпаться мне, потрогав
Живую плоть мелькнувших лет?
А может, спутаны все карты,
И, удручающе нелеп,
День, а не ночь, гоняет кадры,
Бездарные, как кислый хлеб?
И надо попросту проснуться,
Из тины выбраться – и вплавь,
Очнуться, вырваться, вернуться
В ночную явь…
