Когда я стал дряхлеть и стынуть,
Поэт, привыкший к сединам,
Мне захотелось отодвинуть
Конец, сужденный старикам.
И я опять, больной и хилый,
Ищу счастливую звезду.
Какой-то образ, прежде милый,
Мне снится в старческом бреду,
Быть может, память изменила,
Но я не верю в эту ложь,
И ничего не пробудила
Сия пленительная дрожь.
Все эти россказни далече —
Они пленяли с юных лет,
Но старость мне согнула плечи,
И мне смешно, что я поэт…
Устал я верить жалким книгам
Таких же розовых глупцов!
Проклятье снам! Проклятье мигам
Моих пророческих стихов!
Наедине с самим собою
Дряхлею, сохну, душит злость,
И я морщинистой рукою
С усильем поднимаю трость…
Кому поверить? С кем мириться?
Врачи, поэты и попы…
Ах, если б мог я научиться
Бессмертной пошлости толпы!
Вечереет. Смотри:
Там, на серых домах,
Алый отблеск зари,
Там, на белых стенах,
Нашей церкви, как чист
Нежно-алый отлив!
Воздух тих и душист,
И горит каждый лист
У берёз и у ив!
Светло-розовый блеск
По реке разлился,
А в воде что за плеск
У ребят поднялся!
За рекою песок
Жёлтой лентой лежит,
И сосновый лесок
Ясным светом облит.
Укрываяся в тень
От вечерних лучей,
Едет русская лень
На тележке своей.
Пыльный столб за рекой
По дороге ямской
Сизой тучкой встаёт
И за клячею в лес
Свой летучий навес,
Колыхаясь, несёт.
Свечерело. Смотри,
Как с последним лучом
Догоревшей зари
Всё бледнеет кругом.
