Всплываю на простор сухого океана,
И в зелени мой воз ныряет, как ладья,
Среди зеленых трав и меж цветов скользя,
Минуя острова кораллов из бурьяна.
Уж сумрак — ни тропы не видно, ни кургана;
Не озарит ли путь звезда, мне свет лия?
Вдали там облако, зарницу ль вижу я?
То светит Днестр: взошла лампада Аккермана.
Как тихо! — Постоим. — Я слышу, стадо мчится:
То журавли; зрачком их сокол не найдет.
Я слышу, мотылек на травке шевелится
И грудью скользкой уж по зелени ползет.
Такая тишь, что мог бы в слухе отразиться
И зов с Литвы. Но нет, — никто не позовет!
Я любил — увы! Наша жизнь — любовь;
Но когда мы прекращаем дышать и двигаться,
Я думаю, любовь прекращается тоже.
Я думал, но не так как теперь,
Острыми мыслями и ярким от знаний
Всего, о чем люди думали раньше,
И все, что Природа показывает, и больше.
И все ж я люблю, и все же я думаю,
Но странно, ибо мое сердце может пить
Осадок такого отчаяния, и жить,
И любить;
И если я думаю, мои мысли приходят быстро;
Я смешиваю настоящее с прошлым,
И одно кажется мне уродливее другого.
Иногда я вижу, как передо мной бежит
Образ серебряного духа, как твой,
О Леонора, и я вижу,
Все смотря на него,
Пока за решетчатым краем окна
Он не исчезнет, с таким вздохом, как осока
Дышит над берегом веселого ручейка.
