За вздохом утренним мороза,
Румянец уст приотворя,
Как странно улыбнулась роза
В день быстролетней сентября!
Перед порхающей синицей
В давно безлиственных кустах
Как дерзко выступать царицей
С приветом вешним на устах.
Расцвесть в надежде неуклонной —
С холодной разлучась грядой,
Прильнуть последней, опьяненной
К груди хозяйки молодой!
Лёгким горлом поётся сегодня
на клиросе певчим.
А в подвалах горит
воспалённость на лицах гуляк.
Только ночь холодна,
только ночи похвастаться нечем.
И на древнем барокко потрескался лак.
Где же пафос достать?
Может, дать объявленье в газету?
Где простёртые длани?
Где молний удар из очес?
Люди мерно жуют, путешествуют, ссорятся.
Нету!
Всё на месте, как было. Но пафос исчез!
Как случилось,
что пафоса вдруг оскудели запасы?
Не запасы урана. И не запасы угля…
И выходит актёр.
И, как фокусник, делает пассы,
И уходит он, зала не расшевеля.
А чего там кричать? Ну, чего горячиться?
Ироничность и тонкость?
Да я ведь их тоже ценю.
Но нельзя же иронией жить!
Это только горчица,
Лишь приправа,
а, собственно, где же меню?
Прежде, словно меха, раздувавшие горны,
Поднимались манишки.
Но пафоса нет и следа.
Ведь летящие волосы
нынче и ложны и вздорны?
Пафос вышел,
как в трещинку тихо выходит вода.
Писем пылких не шлите.
Бросайте сухую открытку.
Не летите стремглав,
а ползите, слегка тормозя…
Тот поплатится жизнью,
кто сделать способен попытку
Стать высоким,
когда быть высоким нельзя.
