Дитя, покорное любви,
Моих стихов не назови
Ты самолюбием нескромным.
О нет!мой стих не мог молчать:
На нем легла твоя печать
С раздумьем тягостным и томным.
Не говорю тебе — прости!
Твоя судьба — одной цвести;
Да мимо идет зов мятежный.
Как в жизни раз, и в песни тож
Ты раз мне сердце потревожь —
И уносись прекрасной, нежной!
И завтра светлый образ весь
Исчезнет там, исчезнет здесь,
Про твой удел никто не спросит, —
И запах лилии ночной
Не досягнет луны родной:
Полночный ветр его разносит.
Он весь свой век корпел, уткнувши нос свой длинный
В болото мудрости зело научных врак,
Оброс он плесенью, покрылся паутиной…
— Вот как?
Оброс он плесенью, покрылся паутиной?
Бедняк, бедняк!..
Он сотню написал умнейших диссертаций,
Где фигурируют юсы и твердый знак,
Но он не мог понять, за что мы любим граций…
— Вот как?
И он не мог понять, за что мы любим граций?
Бедняк, бедняк!..
Дни юности своей, дни вешнего броженья
Провел в архивах он, где вечно пыль и мрак,
Не ведая любви, ни мук, ни наслаждений…
— Вот как?
Не ведал он любви, ни мук, ни наслаждений?
Бедняк, бедняк!..
Он умер и зарыт на грязненьком кладбище.
Под черепом его живет теперь червяк;
Он жадно точит мозг и рад научной пище…
— Вот как?
Червь жадно точит мозг и рад научной пище?
Бедняк, бедняк!..
