Эти ручки кто расцепит,
Чья тяжелая рука?
Их цепочка так легка
Под умильный детский лепет.
Кто сплетенные разнимет?
Перед ними каждый — трус!
Эту тяжесть, этот груз
Кто у мамы с шеи снимет?
А удастся, — в миг у дочки
Будут капельки в глазах.
Будет девочка в слезах,
Будет мама без цепочки.
И умолкнет милый лепет,
Кто-то всхлипнет; скрипнет дверь…
Кто разнимет их теперь
Эти ручки, кто расцепит?
Игорю Шкляревскому
— Все написано! Кончен бал!
Крохи пусть подбирают иные.—
И заплакал поэт,
И упал
На друзей своих, впавших в унынье.
(Те друзья не читали стихов,
И в поэте им нравилась сила.
Что порой от него исходила.
Как могла б исходить от богов.)
По-сиротски вздыхая и злясь,
Те друзья на поэта взирали,
А потом, ослабев от печали.
Уронили в дорожную грязь.
Мимо ехал глубокий старик.
На рыбалку,
К далекому брегу.
И услышал он тающий крик,
И поэта взвалил на телегу.
Они ели уху у ветлы,
Они пили чаи под беседу.
И поэт, привязавшийся к деду,
Стал спокойным.
Угрюмым
И злым.
Проклял он своих старых друзей,
Но без страсти, спокойно и сухо.
И воспел золотистых язей
Просто так, для гимнастики духа.
Этот стих его ветер занес
В те края, где поэта не знали.
И пьянил он и трогал до слез
Всех, кто склонен к высокой печали.
И летели века и века
Над веселой землей быстротечной.
И считался тот гимн рыбака
Гимном дружбе и верности вечной.
