И в Киевском храме Премудрости Бога,
Припав к солее, я тебе поклялась,
Что будет моею Твоя дорога,
Где бы она ни вилась.
То слышали ангелы золотые
И в белом гробу Ярослав.
Как голуби, вьются слова простые
И ныне у солнечных глав.
И если слабею, мне снится икона
И девять ступенек на ней.
И в голосе грозном софийского звона
Мне слышится голос тревоги твоей.
На конкурсе Всемирном красоты
Мне не взойти на подиум, похоже.
Со временем повыцвели черты,
Что прежде были свежи и пригожи.
По ряду уважительных причин
Короной не смогу я быть увенчан,
Мое лицо травмирует мужчин
И вызывает оторопь у женщин.
Не подхожу под нужный я стандарт,
Сквозь фейс-контроль мне не прорваться строгий,
Но так ли уж красив был Бонапарт —
Приземистый, пузатый, кривоногий?
Но если бы не генерал Мороз
Да не возов с трофеями обуза,
То по сию бы пору гордый Росс
Лежал у ног великого француза.
Или возьмем, к примеру, Ильича,
Вождя, кто помнит, пролетариата.
Его лицо просило кирпича,
А не брильянта весом в три карата.
А был бы он красив, как Аполлон,
Но греков мы не будем здесь касаться,
Романова едва бы занял трон,
(Заметим в скобках, тоже не красавца).
А если это так, то что есть красота,
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Поскольку я склоняюсь ко второму
И не намерен это отрицать,
Пускай другие бьются за корону,
А мне пока придется померцать.
